Догадываешься, что в твоей голове действительно

происходит какой-то пи*дец,

когда ты начинаешь понимать тексты песен Лободы. 

Давным-давно, когда я была еще совсем свежей 18-летней девушкой, в моей жизни случилась большая и чистая любовь. Пять лет отношений, расставаний, нервотрёпки, слёз, и вместе с этим — веры в светлое совместное будущее. Которое так и не наступило. Расстались. Год мотала сопли на кулак, расстраивая своей нервозностью и никчемностью маму. Трудно было выбираться из этой депрессивной ямы. Выбралась. Собралась с духом. Решила, что пора как-то брать себя уже в руки и жить дальше. И весьма не плохо было бы разжиться порядочным мужиком, который будет меня любить-ценить-нарукахносить и т.д.

Через какое-то время мне пришла в голову гениальная мысль: почему бы не начать встречаться со своим лучшим другом, с которым мы уже шесть лет, слава богу, душа в душу, дружим, и которому я все эти годы нравлюсь? Конечно, еще полгода я маялась в сомнениях, с друзьями не надо заводить отношений, с ними надо просто дружить, их надо любить и уважать, а встречаться с ними, в романтическом смысле этого слова — не надо. Ибо если что-то не заладится — потеряешь не только мужика, но и лучшего друга. Дружбу я ценю всё-таки больше, чем любовь. Дружбу нужно заслужить и проверить. А любят всегда просто так.

Но всё-таки одиночество и жажда быть любимой пересилили. И вот весной 2016 года я торжественно знакомлю своего бывшего лучшего друга, который-таки выбрался из френдзоны, с мамой. Мама приняла мой выбор, мысленно перекрестилась, что эпопея с пятилетней любовью и страданиями кончилась, а мне тихо сказала — мезальянс. Мама была права. Но этот мезальянс мне нравился: здоровый бородатый дядька и кажущаяся на его фоне маленькая блондинка. Моя интеллигентная семья, где все были деятелями культуры и искусства, с любовью к театрам, хорошим книгам и прочим культурным ценностям в противовес его деревенскому воспитанию и домостроевскому укладу жизни. Я не ждала от него разговоров о высоком и философских изысканий, мне просто нужен был рядом надёжный дяденька, которому можно будет сказать, что делать и быть уверенной, что он это сделает.

Любви особой не было, но мною двигала мысль, что на взаимной уважении и дружбе вполне себе можно построить прочную семью. А потому, через полгода мы начали жить вместе. Снимали страшную, разбитую квартиру советских времен. Ещё через полгода на старой советской кухне, под звуки жарящейся картошки, мне сделали трогательное предложение руки и сердца, а вскоре к нам из деревни приехали его родители свататься.

Мезальянс — тихонько повторила мне мама. Но я не слушала. У меня было всё просчитано. Скоро мы съедем на уже свою квартиру, в ней начнется ремонт, к маю сыграем свадьбу, а следующей осенью можно смело планировать ребенка. Даже декретные высчитала, когда лучше беременеть.

Всё шло, как надо. Только после сватовства и переезда в новую квартиру, товарищ жених расслабился. Видимо, понял, что все нужные баллы он уже собрал, всё в его руках и я никуда не денусь. В наше же время принято держаться за мужчин, их меньше, угу.

А я всё чаще стала задумываться, нужно ли мне это вообще. Задумывалась я об этом в перерывах между собиранием грязного белья, наведением порядка дома и покраской коридора. И как-то мне становилось грустно от того, что всё приходилось делать самостоятельно, а мужик, которому мне, как раньше казалось, стоило только указать, что делать, преспокойно возлежал на диване. До свадьбы оставался месяц. В один прекрасный день грусть моя сменилась раздражением. Прозрела, что называется. Я поняла, что так будет всю жизнь. Что я буду тянуть всё на себе сама, пытаться свести концы с концами, вечно содержать это двухметровое декоративное домашнее животное, которое даже не понимает, в чем мое недовольство, потому что росло и воспитывалось в семье с таким укладом, где такое поведение мужчины считалось нормальным и правильным. 

В общем, за 12 дней до свадьбы всё отменилось. Я пришла к выводу, что может быть, я и рада была бы подбирать и подтирать за ним, если бы лю-би-ла. Всё время сравнивала своё большую пятилетнюю любовь и то, что имела сейчас. И поняла, что ни в одном глазу я его не люблю. И указала на дверь.

Осталась пара грязных носков, недоделанный ремонт и его майка. А я благополучно вернулась к маме, торжественно и грустно говоря, что до сих пор помню свои настоящие, прошлые чувства, и что никогда не смогу никого полюбить так же сильно, как полюбила тогда, в 18 лет.

Мама слушала и смеялась. И говорила, что это всё — фигня, что в моей жизни еще обязательно случатся настоящие чувства. Но еще веселее она смеялась ровно неделю назад, когда я, сидя у нее дома, на диване, обливалась слезами и говорила, что и не ожидала, что меня так расколбасит от любви, которая нагрянула нежданно-негаданно, в августе-месяце сего года, и которая, как мне с ужасом кажется, становится всё сильнее.